Капли дождя на солнечном снегу. Повесть - Елена Сигал

Получив аттестат, Матвей легко поступил в художественный институт. Однажды, когда он ещё учился на первом курсе, Матвей заметил на остановке Анну Ивановну с огромным пакетом. Подбежал к ней, подхватил пакет, и рассердился:

– Анна Ивановна! Вам что, никто не помогает? Почему Вы таскаете сумки? – и замер, увидев растерянность в ответ, а после, собравшись, буркнул, – Показывайте дорогу! Донесу.

Так он оказался впервые в доме, ставшим ему впоследствии родным. Оказалось, что Анна Ивановна потеряла мужа и сына в автокатастрофе за год до того, как Матвей попал в детский дом. Женщина, прямой потомок русских аристократов из тех, что уцелели после революции, привыкшая жить в достатке, среди красивых вещей, после гибели близких людей начала спиваться на глазах. И закончилась бы жизнь, но вмешалась цыганка, схватившая за руку, когда отчаявшаяся женщина шла из магазина с бутылкой дешевой водки. То ли отчаяние было в глазах, то ли цыганка попалась из порядочных, но не ради наживы, а от чистого сердца зашептала ворожея:

– Ты послушай меня! К детям иди! Всю боль с твоего сердца снимут, и сынок твой найдётся!

Отмахнулась. Сынок-то в могиле! А на следующий день, когда хмель прошел, увидела на водосточной трубе объявление: «Требуются воспитатели в детский дом».

Пришла к детям, и поняла: они тоже ОДНИ. ОДИНОКИЕ! Они тоже потеряли свою семью. Она стала их мамой, она жила их заботами, тревогами. Пока не появился этот хромой мальчик. Нет, он не был похож на сына! Он был другой. Хромой, несуразный, но – родной! Как она прикипела к нему – и не заметила. Но шла к нему, как за спасением, и однажды поняла: ИЗЛЕЧИЛАСЬ! Излечилась от горькой муки. От невозможной несправедливости жизни. Она нашла свой смысл, начавшийся с новой точки отсчёта! Это был удивительный, талантливый мальчик, с чуткой душой, и совершенно другим взглядом на жизнь, как будто смотревший на всё через повёрнутую призму, не так, как все, но видел всё ясным умом и в редком – чистом – ракурсе. Она говорила с ним часами, и узнавала жизнь по-новому. Они дополняли мысли друг друга, беседовали на равных, будто не было меж ними огромной разницы лет.

С того дня, как Матвей впервые пришёл в дом Анны Ивановны, они часто засиживались допоздна, и оба даже не заметили, как этот дом стал общим для них. Матвей стал сам покупать продукты, и больше не позволял Анне Ивановне самой ходить в магазин. Анна Ивановна вначале сопротивлялась – привыкла всё же одна, но Матвей как-то деликатно настоял на своём, и Анне Ивановне пришлось признать, что мужчина в доме – это, как минимум, удобно. Но это, если рассуждать с рациональной точки зрения. А вот с чисто человеческой – они стали одной семьёй: бабушка и внук.

Анна Ивановна, не ставя в известность Матвея, завещала ему всё имущество, и только после смерти своей названной бабушки Матвей узнал, что является наследником не только огромной квартиры, но и коллекции раритетных вещей, коими владела Анна Ивановна.

Глава 5

Даша допила свой кофе и, взглянув на часы, всплеснула руками:

– Матвей, мы ведь проспали! А мне на работу пора!

Матвей счастливо рассмеялся в ответ:

– Даша, Вы представляете, я ни разу не просыпал, а сегодня проспал… тоже, – зачем-то добавил он с растерянной улыбкой.

– Я сейчас приведу себя в порядок, и пойду, – Даша вдруг как-то собралась и стала отчуждённой, – мне потребуется минут пятнадцать.

Матвей молча кивнул.

«Ну и пусть. Размечтался! Просто женщина проявила слабость. Сейчас она соберётся, и станет такой же недосягаемой как раньше»

Матвей подумал минуту, а затем решительно пересёк комнату и открыл дверь в свою Тайну.

Он не знал, сколько времени прошло, пока он широкой кистью размахивал по холсту, то, ударяя, то тонким волосом прикасаясь. Отойдя на минуту от мольберта, чтобы увидеть результат на расстоянии, он вдруг почувствовал, что не один в комнате, и резко обернулся. Он забылся! Он привык писать свои холсты в одиночестве, увлёкся, и совсем забыл, что в его квартире кто-то есть. Сила привычки!

Даша смотрела не на него. Она восхищёнными глазами взирала на холст, и не заметила, что Матвей недоволен её внезапным вторжением. Он давно уже поклялся, что ни одна живая душа не проникнет в его Тайну! Но, увидев восхищённый взгляд Даши, смягчился, а потом смутился. Тут Даша и заметила, что он смотрит на неё.

– Матвей, простите меня за моё вторжение! Но… я не знаю даже, что сказать! Я это увидела, и… не смогла не смотреть! Это просто как… душа… обнаженная душа! Да, «обнаженная душа» – так точнее будет! Капли дождя на снегу – это даже не искусство. Это – философия! Соединение несоединимого. Неназываемое чувство.

Картина была почти закончена, и была, в самом деле, необычной. Матвей увидел этот образ внезапно, будто всплыл перед глазами и так запечатлелся в памяти, что не перенести это на холст – было невозможно. На холсте была снежная равнина, освещённая солнцем – снежный наст, на котором сверкали в солнечных бликах капли дождя. В природе этого не бывает, но Матвею так захотелось передать это видение, и картина ему удалась – слишком велико было его желание воплотить замысел.

Матвей совсем растерялся. Может, это просто такая форма благодарности ночной гостьи? Но что-то заставляло его верить в эти неровно скроенные фразы.

Будто уловив смятение Матвея, Даша сказала:

– Вы думаете, наверное, что я из вежливости так говорю? Я искусствовед, и очень хороший искусствовед. И я знаю толк в изобразительном искусстве. Ваши работы – драгоценные камни!

«Даша – душа» – прозвучало в воздухе где-то, и Матвей повторил это вслух. Даша вздрогнула, взмахнула ресницами, и увидела синие, как озеро Изборска, глаза Матвея. Папины глаза. Родные. Жизнь их обоих ломалась после этих слов. Налаженная, выверенная жизнь разлеталась на тысячу звонких осколков.

Глава 6

У папы были необыкновенные глаза. Когда он смотрел на неё, Дашу, своим тёплым взглядом, его глаза наполнялись ярким синим светом. Будучи уже студенткой, Даша поехала на практику в Изборск, и перед нею с высоты крепости распахнулось ярко-синее озеро. Она расплакалась от нахлынувшего чувства: озеро смотрело на неё папиными глазами. Воспоминание о необыкновенном озере так прочно засело в память, что Даша, много лет спустя, вновь приехала, чтобы посмотреть на синее озеро. Накрапывал дождик, озеро затянула мутная тина, и уже не было того необыкновенного цвета. Даша тогда уехала разочарованная, но после всё равно решила оставить незамутнённым то первое впечатление от озёрной синевы, и то первое сравнение папиных глаз с озером в Изборске.

***

Даша ушла, а Матвей всё пытался прийти в себя, пытался выстроить заново свой привычный мир, но кирпичики бывшего прочного мира разлетались, как детские кубики. Он всё уже давно решил. Он знает, как жить, чтобы никогда больше не было больно. Он взрослый, опытный мужчина, и знает, чем заканчиваются такие бесцеремонные вторжения женщин в его Тайну. Но что-то было теперь иначе. Какая-то другая совсем была она, Даша…

Ласочка – так она себя называла – появилась в его жизни совершенно случайно. Она ела вишни, позируя перед всеми, будто копируя одноимённую героиню Ромена Роллана.

Познакомились они в гастрономе – вот такая банальность – когда он покупал яйца. Девушка с внешностью набоковской Лолиты и богемными замашками вдруг тронула его за локоть и начала рассказывать ему о его незаурядной внешности русского богатыря. Матвей повёл бровью, и увлёк юную красотку в свою мастерскую. Из яиц красотка пожарила отвратительную яичницу, почему-то отдававшую содой, и имевшую зелёный цвет. Неделю они пили шампанское в постели, в промежутках отдаваясь друг другу с животной страстью (благо, шел дипломный год, и в институте можно было не появляться достаточно долго), а когда закончились деньги, Ласочка по-хозяйски оглядела его картины и заявила:

– Надо продавать!

Матвей замер от неожиданности, а затем покидал нехитрое имущество возлюбленной в сумку, и выставил даму сердца за дверь.

С того дня он поклялся, что ни одну из своих «дам сердца» он не впустит в «святая святых» – своё творчество. И он соблюдал этот, придуманный им, закон, пока Даша не вошла в его мастерскую.

Он испытал от внезапного вторжения какое-то смешанное чувство. Это было недоумение (даже не раздражение – что удивило его) от так легко нарушившегося порядка, и странное чувство, будто в Его Храм вошла Она – та, которой здесь место.

Однажды Матвей решил, что ему во что бы то ни стало следует жениться. Ну, вот такая блажь на него накатила. Милая девочка Аллочка с продовольственного рынка, у которой он покупал иногда продукты, и с которой Матвей пару раз сходил в кино и в ответ получил благодарственный поцелуй, казалось, идеально подходила на роль «хранительницы очага». Матвей решил сделать Аллочке предложение руки и сердца, но, поскольку женитьба представлялась ему достаточно ответственным шагом, он подумал, что это мероприятие нужно обставить как-то по-семейному, и предпочёл представить невесту Анне Ивановне.